Когда родился мой первый ребенок, сын, мне было почти двадцать пять лет.  И именно эти мои двадцать пять лет я считаю временем своего рождения. Рождения  как взрослого, самостоятельного, осознанного, отдельного от кого-либо человека.

Правда, к тому моменту я успела закончить школу и институт, а также выйти замуж, развестись и снова выйти замуж,  поэтому считала себя умудренной опытом и побитой жизнью. Тем не менее, только появление первенца запустило процесс постижения себя, который сопровождался непростыми вопросами «Кто я?», «Куда я иду?» и «Чего я хочу?».

Ответить на эти невыносимые вопросы я не могла. Однако была совершенно убеждена, что профессия, которая у меня есть, это тупик. Почему — если честно, уже и не вспомню. Что-то там про отсутствие непрерывного удовольствия на рабочем месте. Однако я твердо решила менять свою жизнь и добиваться безоблачного счастья, найдя себя в новом деле. Именно оно казалось мне распрямлением всех вопросительных знаков. Именно оно должно было подвинуть меня к катарсису и просветлению. Именно дело жизни стало для меня залогом правильного ее проживания. Так что я бросилась в бой.

Для начала я припомнила, что умею складывать слова в предложения, и что на кафедре журналистики и связей с общественностью, которая стряпала будущих пиарщиков,  меня очень хвалили. Так и быть, решила я, буду глянцевым журналистом!  Мечтать было ужасно приятно. Сижу я такая с ноутбуком в кафе и пишу колонку для «Космо», а все меня узнают и наперебой предлагают гонорары с большим количеством нулей.

И сначала на курсах, куда записалась, все было легко и красиво: ответить на вопросы анкеты — пожалуйста, написать о себе — да запросто, но потом начались серьезные проблемы. Например, надо было придумать темы специализации сурового глянцевого журналиста.

И это поставило меня в тупик. Я могла из чего угодно сделать конфетку, придав форму, но содержанием наполнить так же хорошо, увы, не могла. Ни один предмет, кроме разве что авторизованной биографии «Битлз», я не изучала так широко, чтобы потом бесстыдно зарабатывать на нем в глянце. Поэтому дело не пошло дальше заголовков и по всем правилам написанных лидов. Помучившись собственной бездарностью и необразованностью, я решила, что такая журналистика — элементарно не мое. Просто надо искать дальше.

Не знаю, откуда возникла идея стать фотографом, да только и она была очень привлекательной. Ну, сами посудите — иду я такая вся в черном, с камерой, здесь зрители аплодируют, аплодируют, кончили аплодировать. Что ни снимок — то шедевр в «высоком ключе». Глубокий психологизм,  стильный монохром, контракт с журналом Vogue. С чего начать, когда в анамнезе только интимные отношения с фотоувеличителем? С дорогой камеры, сменной оптики, вспышки, флешки и правильной  сумки. Штатив еще нужен. Книги.

Но с экспопарами у меня как-то сразу не задалось, как и с балансом белого. Я осознала, что из Vogue еще долго не позвонят. Что вы хотите, фотография — элементарно не мое.

К тому времени я заметила, что в сторону рисования и декорирования меня тянет гораздо больше. Ничего удивительного, все написано на роду. С младых ногтей мои руки вязали, шили, лепили и рисовали. И как это можно было прошляпить. Куда я только смотрела раньше. В общем, в рукодельное творчество я кинулась, как в омут. В этом омуте водились авторские куклы, витражные росписи и всяческие кракелюры. Дом стал похож на выставку очумелых ручек в районном Дворце пионеров, но я была счастлива и уверена в своем великом художественном будущем. Библиотека еженедельно пополнялась энциклопедиями патинирования и золочения, я училась на трех курсах сразу, а запаса материалов хватило бы продержаться до второго пришествия.

Однако, шедевры все не рождались и не рождались. Меня хвалили, и я даже продала несколько табуреток и столиков с авторским дизайном. Нет, цену я вам не скажу, но начинающие мастера и должны быть скромными. Правда пути дальнейшего развития подернулись дымкой сомнений. Чтобы убедиться в них, я даже почти закончила школу дизайна интерьера. Несмотря на сохраняющуюся тягу к творчеству, карьера художника перестала казаться такой уж привлекательной.

Просто это элементарно не мое! Со «своим» так не бывает. Свое — это когда постоянное состояние потока. Когда получается легко и с удовольствием. Когда уверенность в правильности выбранного пути заполняет даже отдаленные уголки вечно занятого сердца.

Что же, черт побери, «мое»? После стольких поисков и потерь, которые заняли почти шесть лет, у меня не было больше ответа, лежащего на поверхности. Я пыталась возрождать в себе прежние желания, но волны вдохновения, служившие мне маркерами правильности пути, впитались в песок. Пустота, которая образовалась на месте прежнего азарта, через год привела меня к психотерапевту в гештальт-подходе. Несколько месяцев регулярных встреч — и вот уже осознались переносы, выплакались законсервированные слезы, а в жизни появился новый смысл.

Конечно, психотерапия! Ведь мне давно нравилась психология! И куда я только опять смотрела. Снова начались дни ученичества, причем сразу в двух институтах, чтоб уж наверняка. О да, пела моя измученная душа, наконец-то ты нашла свое дело! Идеальный выбор! И мозги тут работают, и творчества хоть отбавляй, и глубокого психологизма пруд пруди. Учитывает все грани личности, вводит в состояние потока, а еще это настоящий вызов. Все вокруг помрут от восхищения, когда я двумя случайно брошенными фразами вылечу депрессию.

Правда, одновременно я решила, что еще пара детей — это тоже вполне «мое». Тем более что лавры Ирвина Ялома виделись мне буквально наяву:  дочки, родившиеся одна за другой, совершенно не давали спать.

Когда я впервые засомневалась в психотерапии как призвании, не знаю. Наверное, когда через пару лет обучения я все еще показывала плохие работы. А вы попробуйте показать класс с грудными детьми, посмотрю на вас. Но это я сейчас так могу иронизировать, а тогда меня покинула  уверенность в грядущем тотальном восхищении.  Стало очевидно, что психотерапия  — это элементарно не мое. Однако закончились силы, деньги и идеи, кем я хочу стать, когда вырасту.  К тому же я нашла мотив продолжать учебу в том, чтобы отключаться от быта.

Так что, если раньше я тупо сбегала от первых же серьезных сложностей, теперь бежать было некуда, кроме как в никуда. Я продолжала посещать занятия, ездила на интенсивы и конференции, прикупила целую библиотеку теперь уже по психологии, но это не значит, что сомнения куда-то делись.

Сначала меня разрывало между профессией и материнством: зачем я чему-то с таким трудом учусь, когда все для счастья уже имеется? (Разумеется, дети).  Потом начало казаться, что разговоры в тишине кабинета — совсем не то, о чем я мечтала всю жизнь (наверное, о всемирной славе певицы). Затем неожиданно осозналось, что психотерапия — это не так уж и весело (что, правда?), что клиенты будут приходить со своими проблемами. Очередным пунктом в списке сомнений была информация про «сканеров» и «дайверов», из которой вытекало, что мне просто надо заниматься всем подряд и не париться (еще бы сказали каким образом).

Я до сих пор не знаю точно, что помогло удержаться в образовательном процессе и даже потихоньку начать частную практику. Может быть, большое количество вложенных денег. Может быть, поддержка дорогих сердцу тренеров и одногруппников в самые разные времена. А может, я наконец стала догадываться, что дело вовсе не в том, чем конкретно я занимаюсь. А в том, что переживаю в этот момент. Годы показали правильность этого наблюдения. Что же это было за наваждение с поиском призвания?

• Во-первых, призвание не существует в том виде, в каком я его представляла — бесконечная и безоблачная радость. В реальности оказалось, что любая работа, даже самая подходящая, содержит много рутины, вызывает сомнения, связана с кризисами и разного рода трудностями.
• Во-вторых, мне нужно было все и сразу. Просто потому, что  вне значительных достижений  совершенно не удавалось себя одобрять, нравиться самой себе. Однако, первые годы освоения профессии — период закономерного отсутствия выдающегося результата.
• В-третьих, я очень боялась провала. Что у меня ничего не получится. Ошибки и неудачи, неизбежные во время становления в новом качестве, были для меня доказательством собственной никчемности. Если не лучше всех, значит —  хуже всех. Неудивительно, что я предпочитала избегать любых трудностей.
• В-четвертых, как оказалось, ни правильно выбранная деятельность, ни правильный человек рядом, ни обладание правильным предметом — никакое внешнее условие и его достижение не являются гарантией счастья. Счастье — и для меня лично это бесспорный факт —  только внутри: в чувственном переживании всех оттенков жизни и ощущении, что я хорошая, даже если ничего не достигла.

Интересно, что все соображения «против», все размышления о правильности выбора, все сомнения и критика выбранного пути — все это были разные личины страха неудачи, страха не достичь вершин. И только когда я научилась его узнавать за разными масками и, тем не менее, идти дальше по одной и той же дороге, наваждение отступило.

Мне не только удалось продолжить практику, но и увеличить ее в несколько раз. (А еще я пишу в блог и даже иногда в глянец). Не знаю, как насчет призвания, но мне нравится то, что я делаю. Я уважаю и ценю свою работу, своих клиентов и даже свои сложности, кризисы и сомнения. Потому что это — полезная информация о том, кто я такая и куда иду.

Саморазвитие #Карьера #призвание #Самоисследование