Жизнь полна возможностей учиться любви к себе. Вот и у меня, давеча, вдруг опять случилась такая замечательная возможность. Я себя почувствовала сильно нелюбимой, не получив ожидаемого внимания в ожидаемой форме в ожидаемый момент в ответ на свой посыл любви. Банально до скуки, но больно до слез.

Но ты же психолог! — скажете вы. Хм. Психологи, они, вообще-то, тоже люди. Они расстраиваются, раздражаются, любят и плачут. Так же как врачи болеют, а пилоты летают в качестве пассажиров. Разница лишь в том, что психолог теоретически понимает механизм собственного расстройства гораздо глубже и, теоретически же, знает больше методов как из этого расстройства выйти поскорее. Но, фишка в том, что эти все знания-понимания лежат в одной части сознания психолога, такой взрослой, мудрой, все знающей и отстраненной, а он сам в это время находится в совсем другой части сознания: детской, эмоциональной, колюче-болючей, в которой хочется плакать или топать ногами, и совсем не хочется что-либо мудро понимать. И переход обратно в ту умную часть не легче, чем переход Суворова через Альпы.

Но, тем не менее, на третий день прогрессирующей несчастности я собрала в кучу ту часть моих мозгов, в которой лежат все мои знания по психологии, которую я обычно использую для работы, назовем ее Ирина, и ту, которая сейчас размазывает слезы и сопли, пусть ее зовут Ириша. Я призвала их обеих в кабинет, в котором я провожу сессии, чтоб уже что-нибудь сделать. А конкретно — использовать энергию этой эмоции на необходимое мне изменение.

Обе уселись: деловая, уставшая, немного раздраженная Ирина элегантно села на пол скрестив ноги по-турецки, а Ириша, с опухшими от слез глазами, нервно комкающая уже изрядно промокшую от слез бумажную салфетку забилась с ногами на диванчик, обняв подушку как щит.

— Ну и как давно все это продолжается? — спросила я обеих.

— Два дня — прошептала Ириша, не поднимая глаз.

— Два с половиной — уточнила Ирина.

— Господи, вы все еще это делаете! Мне казалось, что подавление эмоций мы уже давно проехали, — простонала я. — Кстати, стоп! Отсюда и начнем. Вопрос: «А зачем?» или даже не так, а вот так: «Ну, и какого черта, вы молчали целых два дня?» — обычно такая сдержанная с другими клиентами, я дала себе волю слегка отойти от канонов профессионального кодекса общения.

— Хм, наверно, мой оптимизм нашептывал мне, что не надо делать поспешных эмоциональных выводов! Надо проявить больше терпения. Дать мужу время понять и шанс адекватно отреагировать! — по-деловому объяснила Ирина.

— Оптимизм? Вера в лучшее? Поймет сам и что-то изменит? — я пристально смотрела на Ирину показывая, что сейчас эта фигня не прокатит.

— Ладно, не оптимизм, а понимание всех психологических проблем мужа, — не сдавалась Ирина.

— Та-ак! — я сжала виски, почувствовав накатывающую головную боль. — То есть мужа мы понимаем! А кто ее будет понимать? — я кивнула в сторону зареванного несчастья в полосатой тельняшке на диване. — У мужа есть он сам! А у нее — я опять широким театральным жестом махнула в сторону Ириши — кроме нас больше никого нет!

Я помолчала какое-то время, давая Ирине время осознать всю серьезность вышесказанного, а затем продолжила. — Я по-прежнему не услышала реальной причины подавления Иришиных чувств целых два с половиной дня.

— Наверно, это была попытка опять все спустить на тормозах, потому что..., — Ирина задумалась.

— Потому что? — мой взгляд стал тверже, давая понять, что истинный ответ, какой бы он ни был, придется все-таки дать.

— Чтоб не разжигать конфликт. Да ты, вон, ее спроси, я ей только помогаю — перевела стрелки Ирина.

Я переместила ожидающий взгляд на Иришу:

— Потому что я все равно не получу ни понимания, ни сочувствия, а только буду добита всякими доводами, из серии «сама дура». Да, я боюсь ссоры и конфликта, — Ириша почти с вызовом посмотрела на меня. Я молчала. Поэтому ей пришлось продолжить. — Да, мы все это уже прошли, я знаю. И, да, я помню, иногда, что я уже сильная и взрослая и что мне ничего не угрожает. И что это совершенно нормально говорить о своих эмоциях. И сегодня утром, между прочим, именно это я и сделала: спокойно сказала ему как я себя чувствую. — Ириша опять заплакала.

— Спокойствие у нас сколько длилось? — уточнила я.

— Ну, три слова. На четвертом я заплакала — угрюмо призналась Ириша.

Ирина присела рядом, обняв ее за плечи, и объяснила:

— Естественно, когда два дня все это копится-варится, говорить, не выплеснув эмоций почти невозможно.

Я откинулась в своем кресле с тяжелым вздохом:

— Девочки мои милые, вы обе такие сильные и замечательные. И вы проделали на этом поприще огромную работу. Но вы ж знаете, падения случаются. Давайте подумаем, какие факторы вас эмоционально ослабили, что в результате вы сорвались?

Ириша глубоко вздохнула и с извиняющейся улыбкой ответила:

— Наверное, очередное обострение спины. Два месяца хронической боли, про которую все забывают, пять просыпаний за ночь, все время на лекарствах.

— Понятно, учтем на будущее, ну, а пока, что есть — то есть. На самом деле, сейчас нас гораздо больше волнует вопрос, как мы будем выходить из этой ситуации, потому что ко мне уже поступила жалоба от Тела. Оно просто кричит: сделайте уже что-нибудь, иначе вы можете хоть обколоться своими стероидами, но на улучшение спины и не надейтесь, мол, я делаю все, что в моих силах, но я опять на грани!

Ириша с мольбой подняла наполненные до краев глаза:

— Господи, только не это! Я больше просто не могу! Мне кажется, что каждое обострение отнимает у меня десять лет жизни.

— Короче, девочки, нужен мозговой штурм! Что нам делать? Ирин, твои мысли? Ты же у нас такая умная!

— Mне-то все равно, вы мне только задачу поставьте! Я куда мне скажут, туда вас и приведу. Хотите — извинюсь, хотите — поругаюсь. Это Ириша у нас существо нежное, но неизменное в своих чувствах. Она-то меняться не может. Как ни крути, а она у нас главная! Надо понять, чего она хочет, от этого и плясать — мудро заметила Ирина, — Иришка, что скажешь? Как ты себя чувствуешь?

— Несчастной. Нелюбимой. Недостойной любви — тихо ответила Ириша.

— А что тебе не хватает? — почти хором спросили мы.

В тишине было слышно, как ритмично отсчитывает секунды стрелка часов на стене.

— Любви — почти прошептала Ириша.

— Ну, да, по мелочам мы не размениваемся, — съязвила Ирина, — а конкретнее? В смысле, в какой форме эта любовь может быть выражена?

— Во внимании, понимании, сочувствии. В нежности во взглядах и прикосновениях, в словах, в делах.

— Звучит лучше, но конкретики все еще маловато — опять съехидничала Ирина.

— Так, девочки, милые, сейчас мы — одна команда. Мы должны быть друг за друга. Ириш, ну, подумай, почему тебе было так больно от Его реакции?

— Да, я уже думала, — вздохнула Ириша, — наверное, у меня мало этой самой любви к самой себе. — На мгновение ее взгляд затуманился, а потом она добавила. — Ко мне сейчас пришел такой яркий образ — ответ. Вы же знаете, я больше по образам специализируюсь. Так вот, я увидела себя в образе девочки-нищенки. Она вся такая худая-худая, запястья почти прозрачные, протягивает руку за кусочком хлеба. У нее самой хлеба нет, и она думает, что если ей его не подадут, то она просто погибнет. А в это время мимо проходит человек с целой буханкой, но он презрительно отворачивается от нищенки, потому что у него принцип — нищим не подавать.

— Спасибо, Ириш, за глубину и честность! — сказала я, тут же задумавшись. — Ну, и что мы будем делать? — вернула я всех к поставленной задаче.

— Печь хлеб! — с улыбкой сказала Ирина.

— В смысле? — подняла брови Ириша.

— Да, что ты имеешь в виду? — не поняла я.

— Надо научить девочку-нищенку печь собственный хлеб! — с торжеством пояснила Ирина. — Ну, самой давать себе любовь! Мы не можем зависеть от принципов и настроения других, иначе наше счастье будет в руках других.

— И какой у нас план? — спросила я, потирая руки, так как поняла, что все — процесс уже пошел.

— А план у нас простой — любить Иришку! — провозгласила Ирина. — Иришка, вот что сейчас хочешь? Что ты любишь, в чем нуждаешься, или что хотела бы сделать, но руки не доходят?

— Ноги.

— Что ноги? — не поняла Ирина.

— Ноги не доходят! — засмеялась повеселевшая Ириша и задумалась. — Что я хочу? — Она подняла мечтательно глаза. — Эклеры, цветы, слова любви, чье-нибудь внимание... и серебряный браслет, а то я три года назад свой потеряла, и с тех пор все никак не получалось купить такой, чтоб к цепочке подходил — в интонации Ириши появился оттенок оправдания.

— Что? Ты три года не решалась позволить себе купить браслетик за 40 долларов? Да, нам действительно предстоит большая работа по освоению любви к себе! — Ирина заходила из угла в угол, как Ленин по камере. — Так, предлагаю конкретный план, — затараторила она воодушевленно. — Закидываем дочь на хор, едем в магазин за цветами, молоком и яйцами для эклеров, дома пишем открытку себе любимой, ваяем эклеры, потом едем в ювелирный магазин за браслетом. Да, — она назидательно подняла указательный палец, — звонок сестре — обязательно! Сестра — это незаменимый источник внимания, понимания, сочувствия и интереса. После ужина и общения с дочерью и глубоким, полным смысла, разговором с сыном, насладиться ванной с подаренным ароматическим солевым шаром перед сном, душевный фильм и...

-...и описать все это в блоге, чтоб закрепить весь этот бесценный опыт в сознании! — торжественно подытожила я. Настроение у всех было уже деловое. От слез не осталось и следа.

Было немножко странно, искусственно и смешно делать все это для самой себя, но ощущалось это все интересно и определенно лучше, чем было. Я переоделась в «королеву»: длинная юбка, босоножки на платформе, классическая кофточка, золотые украшения. Элегантно сев в машину (потому что каблук и длинная юбка и не позволяют это делать неэлегантно), я поехала по магазинам.

Первыми по плану были цветы. Несколько дней назад подруга спросила совета по поводу подарка брату, и мы обе посетовали на то, что, да, покупать подарок другому непросто. ХА! Оказалось, что покупать цветы (а это даже не подарок!) себе — еще сложнее. Я провела в отделе цветов пятнадцать минут. Вначале я взяла в руки роскошные белые лилии, но подумала, что у них с пестиков сыплется пыльца. Хризантемы были слишком просты. Пионы бы быстро завяли. Потом я некоторое время металась между тремя букетами гвоздик разных цветов, которые стояли бы долго, но подумала, что в этой жизни мне, видимо, уже не избавиться от ассоциации между гвоздиками и 7 Ноября. Потом я долго всматривалась в сборный букет, но он тоже был в трех цветовых гаммах, и я не могла понять какой цвет мне сейчас хочется больше: белый, как символ моей высшей любви к себе, розовый, как символ нежности к себе, или ярко-алый, как символ торжества моей женственности. Но в алом, мне не хватало ярко желтого, как символа солнечного тепла любви. В конце концов, Ирина во мне завопила: «Все, бери что хочешь, если надо — два, потому что весь смысл этого занятия — выбрать то, что Ириша сейчас хочет, а не то, что дешевле или практичнее».

Я согласилась и быстро схватила алый букет и еще один желтый впридачу — для солнечной любви. Направляясь к кассе, я вдруг поймала себя на мысли, что вся странность ситуации как-то незаметно испарилась. Я выбирала цветы с такой искренней включенностью, что напрочь позабыла о нестандартности этого дела. Чувствовала я себя определенно лучше.

Открытка была написана с теплом и любовью как самому дорогому человеку.

По дороге в ювелирный магазин я с ужасом предвкушала такой же мучительный выбор браслета, хотя здесь я немного кривлю душой, потому что я реально наслаждалась от выбора чего-то для себя. Но все оказалось сильно проще. Выбор был простой: девять браслетов даже отдаленно не напоминавших мою цепочку и один был копией плетения уже имеющейся цепочки. Покупка была совершена быстро и счастливо. Браслет тут же надет на запястье. По дороге к выходу я удовлетворенно ловила свое королевское отражение во всех витринах и зеркалах.

Приготовление эклеров шло на фоне душевного разговора по телефону с сестричкой. Спасибо мужу, подарившему бесконтактный телефон в виде наушников с микрофоном, который, в прямом смысле слова, освободил мне руки.

Эклеры удались на славу. Еще бы, я ведь делала их с любовью для любимого человека!

Когда я, налив себе свежезаваренный горячий черный чай, надкусила эклер... я почувствовала, как любовь, материализовавшаяся в густом сладком потоке заварного крема с ароматом добавленного в него коньяка, привела в состояние оргазма не только все вкусовые рецепторы, но и половину рецепторов души. Все-таки, эклеры — это вещь! И в моей системе ценностей они занимают очень важное место.

В этот момент меня осенило практичное прозрение: что мы действительно не можем иметь две противоположные эмоции. И когда я испытываю чувство кайфа, наслаждения и благодарности (себе за эклеры и прочее), я абсолютно не в состоянии испытывать отрицательные эмоции.

Мне уже было так хорошо, что мимолетное воспоминание о муже, который ушел в горы с ночевкой, стало легким и нейтральным, разве что с налетом сочувствия к нему за то, что он пропускает столько возможностей чувствовать всю эту любовь ко мне, от меня и со мной от проживания чудесных моментов этого дня.

Уложив дочь спать, я отправилась принимать ванну. Фонтан совершенно немыслимых запахов ароматических масел, расслабляющих минералов и обволакивающего тепла, звуков потока воды и лопающихся пузырьков пены был финальным аккордом моего телесного счастья.

Уже лежа в постели я описала этот день, по сути, пере-прожив его еще раз. Что я чувствую? Бесконечную любовь ИЗНУТРИ, удивительную целостность и мир в душе. И что бы мой муж ни сказал завтра, я точно знаю, что меня это не выбьет из моего ровного состояния, пока у меня есть Я, которая меня любит!

Чему меня научил этот спектакль в лицах:

1. Эмоцию изменить можно только действием. Можно до опупения хотеть перестать обижаться, но это не работает.

2. В действии самое важное — намерение: что я хочу получить, делая это действие? Действие без намерения — ничего не меняющая пустышка. Одно и тоже действие может служить противоположным намерениям. Можно варить суп с намерением заботы о себе, или сварить суп с намерением показать мужу свое героически жертвенное состояние: посмотри, мол, ты меня ТАК обидел, а я ТАКАЯ ХОРОШАЯ все равно тебя обслуживаю, и тебе от этого должно быть очень-очень стыдно! И не важно, какое это будет действие: сажать цветы, медитировать, делать йогу или покупать седьмые туфли.

3. Когда мы включаемся в действие, аппарат нашего сознания (мысли, чувства) вынужден переключиться на это действие, выдергивая нас из исходной эмоции.

4. Маленький нюанс: чтоб переключение действительно сработало, действие должно быть новым, потому что рутинные дела мы делаем на автомате, а свободное сознание будет продолжать жевать исходную эмоцию.

*История событийно правдива, хотя местами художественно обработана для литературной законченности.

Саморазвитие #Психология