История Ирины Баскевич очень похожа на историю Марии Дружковой. Обе начинали преподавать студентам в вузе. Обеих не устроили «потухшие» глаза, немотивированность и незнание студентов.

И обе начали заниматься с детьми более младшего возраста. Ирина занималась и с дошкольниками, но последние пять лет преподает в школе. И не только географию. Как любой хороший учитель, она не просто проводит уроки в отведенное время, а живет насыщенной жизнью, помогая и своим ученикам жить интересно.

— Ирина, если смотреть с позиции учителя, что характеризует сейчас нашу систему образования?

— Чтобы ответить на этот вопрос, мне хотелось бы вначале обозначить одну из современных тенденций в российском образовании. Процитирую известного российского психолога, политика и публициста, человека, стоявшего у истоков новых стандартов российского образования, — Александра Григорьевича Асмолова. По его словам, массовым явлением становится «чело-век, опоздавший на встречу с самим собой». Этот «человек» в разных обличьях живет в каждом из нас. В сознании одних он ведет себя тише воды, ниже травы. В сознании других — заполняет все пространство личности. Но он всегда есть. И вы, хотите того или нет, вечно ведете с ним борьбу. Если в ходе этой борьбы он возьмет верх, вы рискуете опоздать на самую главную встречу в своей жизни — встречу с самим собой.

На мой взгляд, школа сегодня, несмотря на все нововведения, по-прежнему предлагает учащимся действовать по алгоритму. Появляются люди, наученные жить по формуле, а не «пользоваться собственным разумом». А жизнь не предлагает стандартных ситуаций и готовых решений. Неопределенность — это социальная реальность сегодняшнего дня. Неопределенность рождает риск, а он, в свою очередь, запускает процесс генерации альтернативных креативных идей. Поэтому надо учиться воспринимать неопределенность как естественную, нормальную среду, действовать в условиях неопределенности, воспитывать в себе предприимчивость, умение действовать в нестандартной ситуации.

Предприимчивость же, наравне со многими другими качествами, в наших школах тоже не воспитывают.

Кроме того, есть еще и особое ментальное негативное отношение в России к предприимчивым людям. В действительности же, предприимчивость — это очень важное качество, сочетающее в себе креативность, умение мыслить и действовать нестандартно, умение рисковать и брать за это на себя ответственность.

Сегодня в нашей довузовской системе практически не воспитывают и не развивают у учащихся умение принимать решения. А ведь в одном из базовых экономических курсов многих современных специальностей — менеджменте — «управление принятием решения» — это целый научный раздел, представленный рядом авторский моделей, практических советов, описанием опыта и т.д. Вследствие этого любое решение вчерашнему школьнику — сегодняшнему студенту, работнику — дается с трудом.

Одной из последних тенденций в российском образовании является предоставление школьникам некой вариативности в выборе предметов для изучения. В Пермском крае, например, действует проект «Основная школа — пространство выбора». Конечно, это серьезный шаг вперед. Но для того, чтобы что-то выбрать, надо не только увидеть все поле выбора, но и оценить перспективы каждого элемента, области этого поля, осознать свои возможности. Поэтому зачастую на практике получается, что выбор поля деятельности без проявления поля увлеченности превращается в механический переход из одной предметной области в другую. Следствие — люди, не нашедшие свое призвание.

Еще одной характерной особенностью нынешнего образования, независимо от того, где мы учимся — в России или за рубежом, является ориентация его, в основном, на изучение истории науки. В рамках любой предметной области мы изучаем то, что уже открыто. И если в зарубежных школах и колледжах, ребята получают знания и развивают собственные умения, анализируя политические, экономические и прочие события сегодняшнего дня, их знакомят с технологиями проектирования своей учебной деятельности, то в наших школах дети проектированию учебной деятельности не обучаются. А проектированию собственного будущего не уделяют внимание практически нигде.

Если несколькими ключевыми словами обозначить, каким должно быть образование сегодня и завтра, то это:

• Вариативность
• Конструирование возможностей для проявления поля увлеченности ребенка и поиска собственного призвания
• Воспитание предприимчивости, восприятия неопределенности как естественных условий среды
• Проектирование будущего

Исходя из собственного опыта работы в школе и в вузе, могу сказать, что возможности обучения проектированию в школе есть. Можно научить детей ориентироваться в том, что будет востребовано через 20-30 лет, делать прогнозы, определить поле увлеченности и, самое главное, помочь найти свое призвание.

— Что могут сделать родители, чтобы их дети получили правильное образование?

— Аудитория журнала «Жить интересно!», насколько я знаю, — это представители среднего класса. А средний класс — это родители, наиболее заинтересованные в образовании и думающие о будущем своих детей в нескольких направлениях. Во-первых, средний класс — это те люди, которые хотели бы не только передать своим детям заработанные активы, но и спроектировать их будущее так, чтобы они были востребованы в социально-экономической структуре общества и через 10, и через 20 и через 30 лет, могли преумножить семейное достояние. Во-вторых, средний класс — это люди, обладающие бОльшими финансовыми возможностями и желающие инвестировать образование своих детей.

Для этого необходимо отслеживать те изменения и тенденции, которые происходят в российском и мировом образовании сегодня, и быть активными участниками образовательного процесса — партнерами для собственных детей и внешними экспертами образовательной и социальной деятельности школ.

Отдавая ребенка даже в самую раскрученную школу по рекомендации или изучив информацию на сайтах различных школ, пообщавшись с родителями детей, которые уже учатся в интересующей школе в социальных сетях, собрав отзывы, нельзя быть уверенным, что ты выбрал то, что нужно именно твоему ребенку. Это можно сделать, только погружаясь вместе с ребенком в сам процесс образования.

Как это можно сделать? Здесь вновь вариативный ряд. В моей практике это происходит так: у нас с ребятами и их родителями сформировался собственный фонд идей, технологий включения родителей в жизнь школы. Двигаясь от интереса ребенка в какой-то определенной области науки, начиная с детских вопросов, мы постепенно подбираемся к тем областям, которые интересуют ребенка. В моей работе уже сложилась определенная система проявления области увлеченности у ребят. Ребята работают над интересными для них исследовательскими, а затем и над социальными проектами. А потом происходят встречи — дети и родители собираются вместе, чтобы обсудить результаты исследований.

Например, перед тем, как мы собираемся ехать на всероссийскую научную конференцию в Москву или в Обнинск. Родители слушают своего ребенка, других детей. И когда такие встречи происходят два-три раза одним и тем же коллективом, то в дальнейшем фактически мы становимся уже одной командой. Родители, увидев увлеченность своего ребенка, тоже увлекаются, становятся активными участниками и помощниками своих детей. Родителей это побуждает на дальнейшее включение в общение с детьми, они становятся инициаторами каких-то других, принципиально новых мероприятий.

Например, совсем недавно, когда мы готовились к поездке в Москву, к нам приходил известный правозащитник Роман Юшков. После этого возникла идея пригласить его к нам в географический кружок. Еще мы придумали организовать и провести в 10-х классах уроки по модели программы Владимира Соловьева «К барьеру», когда ученики будут отстаивать разные позиции, а эти позиции у детей уже есть. Совместно с Романом мы решили, что следующий учебный год у нас будет проходить в таком формате, причем мы хотим включать в такие обсуждения детей разного возраста, приглашать большую аудиторию.

Или вот еще такая идея появилась: часть родителей, чьи дети готовились выступать с докладами на научной конференции, работают в институте экологии и генетики микроорганизмов. И они предложили взять целое направление подготовки детей с тем, чтобы ребята имели практическую базу — например, могли провести какие-то исследования с помощью специального дорогостоящего оборудования. У сегодняшних школьников вообще мало площадок для профессиональных проб, поэтому самих проб мало. Тем более на базе школы мы не можем организовать такую высоконаучную среду. И когда целый институт соглашается это делать, видя наши результаты, видя увлеченность детей, я считаю, это большое достижение.

— Вы с детьми часто ходите в экспедиции? Что это дает?

— В этом году выпускаются 11-е классы, с которыми мы начинали ходить в экспедиции пять лет назад. Сегодня экспедиции уже стали традицией. Мы каждое лето бываем в Чусовском и Горнозаводском районах Пермского края, были на Северном Урале, в Чердынском, Красновишерском, Очерском, Кунгурском районах, в Киргизии. В этом году мы идем уже в 23-ю экспедицию.

Мы смотрим различные объекты — известные и неизвестные вовсе — геологические, этнографические, гидрологические и т.д. Знаете, школа — это, в общем-то, некая стилизация, упрощение жизни. Ребята не могут в стенах школы почувствовать себя взрослыми. Они находятся в позиции ребенка в школе и дома. Но когда ты предоставляешь им определенную зону ответственности, то, наверное, в наше время, это чуть ли не единственный способ дать им почувствовать себя самостоятельными. Дети учатся принимать решение, иногда и в экстремальных условиях. Причем самостоятельность ребята начинают проявлять уже на этапе планирования поездки: продумывают и обсуждают маршрут, выбирают точки, которые будут смотреть.

Они погружаются в поле профессиональной деятельности геологов, краеведов, этнографов, географов, и на собственном опыте понимают, с какими сложностями они могут столкнуться в этой профессии. Для кого-то пожить в палатке — это романтика, а для кого-то — непреодолимое препятствие. Кто-то понимает, что от цивилизации неотделим, и переносить такое удовольствие в течение 30-60 дней просто не сможет. Это тоже важно, потому что, например, полевые практики начинаются у студентов только после первого курса, и у многих возникает разочарование. Географические специальности сейчас ассоциируются с виртуальными картами и прочим, а между тем, полевые практики никто не отменял. Тем не менее, большинству ребят интересно погрузиться в эту атмосферу.

Еще один момент — считывание культурно-исторического кода территории, где мы живем. Одно дело — читать сказки и байки горняков, сидя дома, не удаляясь от цивилизации. Или другая обстановка: горит костер, мы читаем сказку про Великого Полоза, который оставляет на земле золотой след. В этот момент в кустах рядом что-то шуршит, и всем уже кажется, что это Полоз до нас добрался. А когда ты уже искал, копал кристаллы, или жила спряталась от тебя, или ты 20 килограмм грунта промыл, чтобы три мелких золотых песчинки обнаружить, то они уже подготовлены к восприятию этой литературы. Поэтому, например, сказы Бажова, сказы уральских горных мастеров, в экспедиции воспринимаются на ура.

Экспедиции формируют и социальную ответственность детей друг за друга, появляется «чувство локтя». Если в начале ребята ходят «табуном», не фиксируют — отстал кто-то или нет, и мне приходится их собирать и обращать на это внимание, то после того, как они поживут таким коллективом, сообществом, у них появляется «чувство команды». Мальчики помогают переходить через препятствия девочкам, идущие впереди предупреждают о ветках и палках, возникает дух особого сообщества, преодолевшего особые трудности. Социально ответственное поведение сохраняется и спустя значительное время после экспедиции. Аура, которая исходит от ребят, постепенно притягивает новых детей в нашу команду.

Чем наши экспедиции отличаются? Маршрут составляем мы сами, места выбираем малоизвестные, упомянутые только в геологических и краеведческих изданиях, в результате получаются уникальные путешествия. Например, изучив краеведческую литературу, мы открыли для себя Ермаковскую копь — одно из мест Бисерского проявления хрусталеносных жил в Горнозаводском районе. Через краеведческие книги, обрывочные архивные сведения мы выяснили, что к 300-летию Романовых было изготовлено 300 больших хрустальных кубков. Мы с ребятами предполагаем, что кубки были изготовлены из хрусталя с Ермаковской копи. Мы работали в этих местах не один год подряд и нашли там не только кристаллы хрусталя крупного размера, но и дымчатый кварц, что профессиональными геологами было названо удивительным явлением. Таким образом, мы открываем новое для себя и для других. Теперь мы знаем новые точки, которые хотим исследовать.

— Планируете ли вы образовательные путешествия за границы Пермского края? И можно ли присоединиться к вашим путешествиям читателям журнала «Жить интересно!»?

— Да, есть места, куда очень хотелось бы поехать. Ближайшая наша поездка — это вновь Горнозаводский район. В начале июля в этом году мы планируем тщательно изучить русловые отложения рек Горнозаводского района на золотоносность, побывать на старинных железных рудниках. В планах этого лета также поездка на Северный Урал — плато Кваркуш.

Снова хочется побывать на Иссык-Куле, наведаться в Пржевальск (ныне Каракол). Очень хочется показать ребятам Тянь-Шань. Они уже были на Урале. Тянь-Шань отличается от наших гор всем: природным разнообразием, своим обликом, своей историей. С ним связаны многочисленные географические исследования. Поэтому такая поездка — это возможность прикоснуться к пласту мировой географии, проехав не-большое совсем расстояние. Еще интересно побывать в Казахстане, в его столице — Астане, которая выстроена в пустыне. Сейчас это сердце Казахстана. Приезжая туда, поражаешься, как быстро, буквально за десятилетие, Астана поднялась и расцвела. Интересно, что в самой Астане есть четыре пары ворот: ворота в Россию, ворота в Южную Азию, ворота на Восток и ворота на Запад. Интересно показать ребятам совершенно отличную от нашей природу: маковые поля, табуны лошадей. И здорово было бы в этой же поездке проехать на Каспий, чтобы увидеть еще и Каспийское море с казахской стороны, полуостров Мангышлак, залив Кара-БогазГол и единственный морской водопад Пасть дьявола.

Из дальнего зарубежья самое интересное место для нас — это Южная Америка с ее загадочными линиями Наска, неразгаданными загадками исчезнувших индейских цивилизаций. Здорово было бы совершить поездку, начиная от Огненной Земли, проплыв вдоль западного побережья Южной Америки. Интересно, что артефакты материальной культуры Южной Америке пересекаются во многом с нашими уральскими працивилизациями.

Приведу один пример: на озере Титикака есть племена индейцев, которые носят название «уро». Это племена, которые всю жизнь практически проводят на тростниковых островах в акватории озера. Некоторые представители этого народа никогда не сходят на землю. У нас в Коми-Пермяцком автономном округе есть посулки, исконные жилища коми-пермяков подобного типа и с такими же названиями! Например, населенный пункт, который называется Урос. Что интересно, жители этого селения выплывают из своих домов на лодках, потому что Кама разливается. Интересно, что и в языках индейцев южноамериканских и коми-пермяков много идентичных семантических конструкций. Увидеть это и провести сопоставления было бы очень интересно. Это уникальное путешествие и каждый может вынести из него что-то свое: кто-то полюбит этнографию, кто-то — геологию, кто-то заинтересуется испанским и португальским языками.

Ближайшие же наши планы — реконструкция моста через реку Ус по пути на плато Кваркуш. Недавно мы вернулись с научной конференции и наше пребывание там — это был путь по разрешению проблемных ситуаций. В дзен-буддизме есть такое понятие как «постоянно бодрствующее сознание».

Это то, через что постоянно проходят ребята и я вместе с ними. В Перми ребята готовились пройти через огонь и медные трубы, их слушали родители, а выступить перед родителями — это очень сложно вообще для ребенка. Потому что возможность негативного суждения очень велика. И вот мы приехали в Москву на конференцию и столкнулись с новой, казалось бы, неразрешимой ситуацией. Конкурс социального проектирования отменяется. А мы готовились побеждать — продумывали идеи, готовились к проектному роботу (в письменной форме). В результате мы добились, чтобы нам дали возможность представить наши проекты, для нас даже организовали целую секцию социального проектирования. Но выставили условие: устное выступление с электронной презентацией проекта. Мы собрались с мыслями, быстро перестроились и все ребята наши удачно выступили, получив наивысшую оценку — дипломы только I степени и стипендии президента Российской Федерации.

Проекты были самыми разнообразными: по очистке воды в малых реках, реконструкции моста через реку Ус, создание на базе интересов самих школьников новых цифровых образовательных ресурсов, например, электронных книг по географии.

На награждении наши проекты со сцены назвали самыми лучшими. Сколько хороших отзывов в свой адрес мы услышали! Члены жюри говорили о «пламенной» увлеченности ребят, о желании менять к лучшему мир вокруг себя.

Больше всех жюри удивил парень, который учится у нас совсем недавно. Это Евгений Голубев, его семья переехала в Пермь год назад. Когда он узнал, что мы ездим в экспедиции и в этом году пытаемся собрать информацию по реконструкции моста, он занялся именно этим вопросом. В результате получился большой интегрированный проект.

Сейчас мы ищем спонсоров. Не такие уж большие суммы нам требуются на самом деле. Нужны не столько деньги для финансирования поездки, сколько взрослые люди, владеющие строительными специальностями — для того, чтобы отремонтировать этот мост своими средствами и своими руками и восстановить дорогу на плато Кваркуш.

— Какой, на ваш взгляд, должна быть современная школа?

— Современная школа — это, по моему мнению, школа проектирования будущего, где на вариативной основе ребята будут осваивать на практике не только содержание, но и способы познания, будут учиться действовать самостоятельно, быть предприимчивыми, анализировать и прогнозировать. Это, что называется, «краеугольные камни», а детали образовательного процесса вырисовались в ходе преподавания в школе и в вузе и выглядят следующим образом. Приведу несколько примеров.

Первый момент. У нас с учащимися сложился интересный опыт работы на уроках географии. Изучение любой темы мы начинали с ассоциаций. Сначала это была работа с простыми ассоциациями — я называю это полем представлений ребенка. Затем ребята делили ассоциации на группы. И удивлялись, увидев, что группы ассоциаций соответствуют структуре изучения данной темы в учебнике. Таким образом, у учащихся возникал каркас представлений, структура темы. Назовите хотя бы одного школьника, который после окончания летних каникул помнит, как были построены параграфы в учебнике в предыдущем учебном году, и почему они выстроены именно так? А когда ребенок приходит к такой же классификации в ходе собственной систематизации через ассоциации, он это запоминает навсегда.

Далее каждый учащийся дополнял интересующую именно его категорию научными ассоциациями, используя научные ресурсы. На каждом последующем уроке мы дополняли наше первичное общее поле ассоциаций индивидуальными полями, интегрируя таким образом все знания по обозначенной теме.

Следующим этапом были вопросы, с помощью которых мы связывали наши ассоциации. Мы с ребятами учимся задавать вопросы трех типов. Не буду утомлять читателей подробностями. Наиболее ценным является умение задавать вопросы — как их называют сами ребята — «на подумать». Именно вопросы этого типа вызывают у ребят жгучий интерес, желание двигаться дальше. Когда я опрашивала ребят, какие вопросы им наиболее интересны и на какие вопросы они хотели бы отвечать, 99 % называли вопросы третьего типа. Потом мы учились задавать вопросы третьего типа на любом предметном материале.

Что это дает? У детей возникает осознанная необходимость искать информацию самим и формировать собственное суждение, опираясь на серьезные данные. В результате ребенок, даже не обращаясь к карте, может рассказывать о различных территориях, процессах, явлениях и т.д. А это развитие не только навыка говорения, но и мышления. Так мы приходим от первичного представления к образу, а в ходе осмысления от образа — уже к конструкту, который не просто взят откуда-то и отражен, а сформировался в ходе самостоятельной мыследеятельности ученика.

В будущем году я планирую провести mindmapping этого процесса — зафиксировать изменения и переход от первичных представлений в ходе мышления к образу и конструкту.

Такой подход позволяет также осуществить переход через поле ассоциаций в область интересов ребенка, а далее — в поле увлеченности. Когда удается «нащупать» сферу интересов ребенка, он начинает самостоятельное движение на основе исследования. В этом исследовании учитель уже только сопровождает, не навязывая ни готовых решений, не страхуя и не предотвращая ошибки, не давая готовых алгоритмов действий. Начинается движение по индивидуальной траектории. Роль учителя трансформируется в роль тьютора.

Второй момент: если строить практику проектирования будущего на базе уже известных науке данных, то ребята будут лучше представлять, каким будет наш мир через год, через 10-20-30 лет, какой будет наука, демография, медицина и, соответственно, смогут ориентироваться в будущем. Обычно учитель сам выбирает кажущийся ему эффективным способ обучения, но почти никогда не объясняет, чем он лучше других.

Если ребята научатся видеть разницу и сами будут делать выбор в пользу того или иного способа познания, это уже будет осознанное движение вперед. Такая школа даст свой результат.

В этом году мы лишь затронули проектирование будущего, но не успели перейти к площадкам профессиональных проб. Я впервые попробовала применить технологию Рэпид Форсайт. Они пришла из бизнеса и в образовании использовалась лишь однажды, когда одно из подразделений Сколково, группа «Метавер», исследовала образовательные тренды в России и в мире. Мы попробовали с ребятами прийти к списку профессий будущего через эту технологию. Меня, с одной стороны, шокировал, а с другой, побудил к действиям вот какой факт: наши дети смотрят на профессии сегодняшними глазами. То есть, выбирая профессии экономистов, юристов и даже инженеров или дизайнеров, они смотрят на ситуацию сегодняшнего дня и проектируют ее не далее, чем на 5-7 лет. Представим себе на минуточку, что мы переносимся в 2040 год. Нынешние семиклассники в 2040-м — это люди среднего возраста, 40-45 лет. Если та профессия, которую они выбрали, не будет востребована, что они будут делать?

Мы разработали список, и работа получилась довольно интересной. Потом мы сопоставляли свой список профессий будущего со списком ТОП-10, опубликованным на сайте журнала «Форбс».

В чем разница этих списков? Сегодняшние школьники привыкли мыслить общими категориями, но не конкретными. Например, одну из профессий они назвали «специалист-переговорщик». В списке «Форбс» сразу три профессии подходят под это определение. Это «универсальный солдат» — специалист, который будет способствовать примирению, больше как психолог, чем просто человек с хорошей физической подготовкой, который держит в руках оружие. Его оружие — это психологические умения и знание национальных особенностей. Далее — в сфере национальных вопросов появляется новый специалист по «национальной абсорбции» или «агрегации», это специалист по разрешению межнациональных и межконфессиональных конфликтов. Третий специалист в этом направлении — журналист-агрегатор, который быстро миксует информацию и выдает свое видение, это похоже на работу сегодняшних блогеров. Еще одна из профессий будущего — GR-менеджер, специалист по выстраиванию отношений между странами. Из пояснений к этой профессии на сайте «Форбс» не следует, что это аналог профессии дипломата в нашем сегодняшнем понимании. Эта работа кажется мне полезной, потому что многие десятиклассники уже определились с профессией и очень удивились тому, что их профессия может оказаться невостребованной через 10-20 лет.

Третий момент: работа учащихся над качествами, которых им недостает. На уроках географии мы пытались ответить на вопрос: «Какие качества важны будут для профессий будущего?» Я предлагала ребятам задачи, которые ставят перед соискателями высоких должностей в ведущих компаниях мира. Например, такую: «Вы — карандаш. Вы попали в блендер. Ваши действия?» И что я заметила? Ребята бесконечно переспрашивают, задают уточняющие вопросы, то есть к принятию самостоятельного решения они не готовы. Они обращались ко мне за помощью для разъяснения условий задачи: «Блендер — он ведь крутится?», хотя изначально по условиям задачи испытуемый находится в комнате один и ему некому задавать уточняющие вопросы. Интересно, что в результате ребята предложили много креативных решений этой задачи. Вторая задача была такая: «В школе обучаются два мальчика, один из них успешен в учебе, про него говорят, что он светлая голова, другой мальчик — себе на уме, о нем учителя отзываются негативно. Они приятели. Идут в лес погулять и вдруг замечают рядом с собой медведя. Первый мальчик, отличник, очень быстро понимает, что медведь голодный и злой, и шансов на спасение нет. Это то, к чему приводят его знания. Второй мальчик начинает переобуваться: меняет сапоги на кроссовки. И вдруг получает реакцию своего приятеля: „Ты что, дурак? Медведь бегает быстрее человека!“» Вопрос задачи заключается в том, что ответил второй мальчик первому.

Любопытная деталь: вначале я представляла эту задачу на учительском форуме и получила массу негативных отзывов педагогов, которые назвали задачу «безнравственной». А потом представила ее ребятам. И поняла, что учителя сегодня очень ограниченно и самое главное — в нехорошем для детей ключе — воспринимают детей. Учителя сказали, что задача безнравственная и не имеет нравственных решений. А дети мне предложили такие варианты, которые отодвигают учителей в плане нравственности далеко назад.

Мы обсуждали эту задачу со 180 учениками, и только один из них пришел к «безнравственному», по мнению учителей, варианту: «Я меняю сапоги на кроссовки, потому что главное для меня — бежать быстрее тебя!». Считаю, что эта задача не на проверку нравственности, а на проверку нестандартности мышления. Дети нашли массу вариантов решения этой задачи. Например, такой — тот, кто переодевает сапоги на кроссовки, будет отвлекать внимание медведя и даст возможность спастись приятелю. То есть, по уровню своей нравственности ребята оказались выше оценок, данных педагогами.

Мы рассмотрели эти задачи с разных позиций: со стороны того, кто решает, со стороны работодателя, с психологической стороны и у нас появился новый образ задачи. И образ новых качеств человека, которые требуются. Появилось огромное желание организовать профессиональные пробы в рамках тех специальностей, которые выбирают для себя дети. Они сразу же захотели узнать, а в каких же вузах готовят специалистов из топ-листа «Форбс»? Вопрос пока остается открытым, несколько человек взялись за его исследование. Вот так я себе представляю модель современной школы.

— В ваши планы входит создание такой школы?

— Да, хотя я пока не определилась, что это будет: школа, фонд, некоммерческая организация. Мне очень нравится название «Школа проектирования будущего». Есть несколько масштабных идей, которые можно было бы там реализовать. Во-первых, научные исследования учащихся, с предварительным проявлением поля интересов ребенка. Во-вторых, проведение всероссийских конкурсов по социальному проектированию. Если взрослые могут добиваться реализации своих инициатив, то детям сделать это сложнее. Третье направление — патентование детских изобретений. Например, в Америке из 10 000 патентов примерно около 3,5 тысячи приходится на детей, и они имеют право получать дивиденды за свои изобретения.

У нас общее число ежегодно регистрируемых патентов, значительно ниже, при этом был зарегистрирован один-единственный детский патент и только потому, что на этом настоял дедушка юной изобретательницы. Что придумывают дети? Одна девочка изобрела специальный лосьон для детей, которые проводят много времени в бинтах с лейкопластырями, чтобы мгновенно стирать липкие следы.

— А что вы думаете про анскулинг, про родителей, которые хотят давать своим детям образование дома?

— Я думаю, что появление и развитие этого движения говорит о глубоком кризисе традиционной системы образования. В условиях глобализации и интеграции невозможно быть привязанным к одной точке. Мы идем к такому состоянию системы, что скоро в любой точке Земного шара можно будет в любой момент времени получить любую информацию из интернета. И если информационные возможности сегодня таковы, то почему в образовательной деятельности мы должны быть привязаны к точке? Анскулинг — это вариант создания собственной образовательной траектории, когда сам ребенок с родителями выбирает познавательные, научные, образовательные ресурсы. Это очень интересно, на мой взгляд. Кстати, «Школа проектирования будущего» может стать местом, где будут собираться анскулеры и заниматься тем, чем им хочется: исследованиями, творчеством.

— Мы слышали, вы собираетесь в гости к сэру Кену Робинсону, на конференцию по образованию?

— Это заманчивая перспектива, но мне нужно пока в ближайшее время, год-два, реализовать свои планы по созданию модели «Школы проектирования будущего», проанализировать и оценить уже полученные результаты, чтобы разговаривать с международным экспертом в области образования сэром Кеном Робинсоном на одном языке и на одном уровне.

Архив номеров #Дети #Образование