Кто такой Виктор Гаврилович Кротов?

Вот как он сам сказал о себе:

...философ, незаметно превратившийся в сказочника...
...программист, вводивший информацию с листа Мебиуса...
...переводчик технической литературы гуманитарного характера...
...математик, который переквалифицировался в писателя и журналиста...
...книгоиздатель, не получивший от десятков изданий никакого дохода...
...православный, семь лет работавший с протестантами...
...педагог, предпочитающий учиться...
считающий, что все это не главное.

Все в этих парадоксах правда: Виктор Гаврилович и математик, и программист, и действительно занимался переводами. Он педагог, который и сейчас ведет в жж литературную студию «Изюминка», а в летнее время — студии для особых детей. Он и писатель (сказочник в том числе), и книгоиздатель. Но для меня важнейшей стороной его жизни является то, что он — практический философ.

Заинтересовалась взглядами Виктора Гавриловича на то, как устроена жизнь, я во время чтения его мемуаров. Уж очень там было много мыслей, идей и событий, откликающихся мне, вызывающих интерес и узнавание, и вместе с тем не совсем обычных. Разговор превзошел мои ожидания — оказалось, что за время, прошедшее с написания мемуаров, у Виктора Гавриловича появилась целая философская система — Канва, рассказывающая не только о заинтересовавших меня вещах, а и о многих других, больших и глубоких, описывающая устройство мира и человеческой жизни. Делюсь самым важным и интересным.

О том, как жить интересно

— Я думаю, что о каждом человеке есть какой-то замысел там, наверху. И у каждого есть возможность к этому замыслу приближаться или отдаляться, или на месте торчать. Чем больше приближаешься к этому замыслу, пусть он где-то еще за горами, ну хотя бы шажок в эту сторону сделал, тем интереснее становится.

Часть I, теоретическая, или «О дружбе с жизнью»

О том, как жить

— Когда меня спрашивают, как одной фразой ответить, «как надо жить», я говорю: «Надо дружить с жизнью». Я не сразу к этой фразе, примитивной и простой, пришел, через долгие-долгие лабиринты всяких своих умственных и жизненных размышлений, но сейчас она для меня кристаллизовалась.

Когда мы дружим с человеком, что нужно? Уделять ему внимание и общаться с ним. И с жизнью так же — надо к ней быть внимательным, улавливать ее сигналы, подсказки, призывы, все, что она до тебя доносит тем или иным образом. И надо с ней общаться. А общаться с ней как? Она тебе подсказывает, призывает, так или иначе ты это стараешься понять, а твои ответы — это поступки. Твои ответы — это твоя жизнь. Твои ответы — это то, что ты делаешь. И вот так происходит ваше общение. Она в ответ вместо прежних подсказок подсовывает какие-то новые.

Знаете фильм «Брюс Всемогущий»? Там Брюс ходит по своим делам и замечает: то нищий с каким-нибудь плакатиком, то еще где-нибудь какая-то надпись. И это всегда фраза, которая нужна ему в этот момент. Он не сразу в это врубается, но когда начинает замечать смысл, то начинает принимать эти фразы к сведению, начинает их применять к себе, тут вот его жизнь начинает активизироваться. А поначалу ведь думает: «Что за несуразица написана на плакатике у нищего?»...

Вот так и наши отношения с жизнью. Мы совсем не сразу врубаемся в то, что вокруг много подсказок, призывов, примет, сигналов. Быстрее всего мы осваиваем всякие дурацкие приметы, типа, что будет, если второго февраля сурок проснется? Но главные приметы — совсем другие. Их тоже множество!.. И с их помощью постепенно начинаем овладевать дружбой с жизнью. Понимать, что к ней нужно быть внимательным, с ней нужно общаться.

К этому надо присоединить еще две вещи, которые, на мой взгляд, страшно важны.

О разуме

— Одна из этих вещей звучит примитивно, но за ней кроется колоссальная глубина и одно из моих замечательных открытий — для себя. Звучит она так: надо опираться на разум.

На самом деле, из этого вот что следует. У разума есть две совершенно равноправные стороны мышления. Одну из них мы признаем и пользуемся ей на полную катушку; можно называть ее рациональным, логическим мышлением. Мне нравится говорить «выстраивающее мышление». Эта сторона разума всеми признана. Собственно, весь разум таковым считают. А второй способ мышления, которым тоже многие пользуются, считается чем-то таким, вроде хобби. Это мышление улавливающее. Оно не менее значительно, чем мышление выстраивающее. Это интуиция, это образные и художественные представления, это умение реагировать и воспринимать метафору...

Чрезвычайно важная сторона мышления, как и выстраивающее мышление. Когда мы ими овладеваем, когда соединяем обе стороны вместе, тогда возникает наша настоящая опора на разум.

О Тайне

— Третья вещь, тоже исключительно важная, — это уважение к тайне. Для меня было сногсшибательным открытием, когда я понял, что если взять все знания человека, все знания всех людей на свете за все время существования человеческого рода, все, что там наоткрывала наука, и так далее, очертить их общей границей — это будет крошечный островок в океане Тайны. Тайна с большой буквы будет неизмеримо больше того, что накопилось у нас на этом островке.

Когда мы это понимаем, у нас в принципе должны слегка измениться все приоритеты. Начинаешь понимать, что опора только на рациональные знания — это как... Ну не то что на одной ножке стоять, это как на одном пальчике стоять. Ведь самые главные вещи решаются в океане Тайны. Вот почему важно наше улавливающее мышление. Потому что только с его помощью мы можем заглянуть туда, куда не могут достать мосты, которые мы строим, и наши рациональные познания, которые мы организуем.

Об истории рождения Канвы

— Казалось бы, я уже много всего написал, много книг вышло и всякое такое, но полтора года назад со мной произошло необычайное событие. Оно оказалось растянуто во времени, продолжается и сейчас, но все началось с того, что возникла Канва. Сейчас расскажу о ней. Впрочем, сначала о «думательных листочках».

Дело в том, что я целый час утром делаю зарядку. И стало мне обидно, что столько замечательного утреннего времени пропадает на мускульные всякие штуки. Вот как бы приспособиться, чтобы и голова в это время работала? Стал класть рядом листочек бумаги и ручку, а если что интересное придет в голову — записывать. Машу руками-ногами, а как что-то придет на ум, фиксирую на листочке и снова машу. Так во время зарядки накапливалось у меня по нескольку мыслей на «думательном листочке». Потом днем я их переписывал в компьютер.

Теперь о Канве. Я все время дорабатываю какие-то свои тексты, подвожу итоги, смотрю, что у меня написано, а что надо написать или дописать. И вот, разбираясь в своих книгах и набросках на всякие ненаучно философские темы, я обнаружил, что у меня много неплохих идей разбросано по разным файлам. И решил перечислить, что из этих идей мне кажется самым-самым главным. Написал список. Там было, по-моему, 12 или 15 пунктов. Вот, теперь я понял, что у меня самое главное, об этом и нужно написать в первую очередь, — подумал я. Все было бы очень мило, под полным контролем, если бы не мои «думательные листочки».

На них стали постепенно появляться дополнения к списку самого важного — ОЧЕНЬ важного. Число пунктов неумолимо расширялось, и это меня все больше пугало, даже казалось немного противоестественным. Список из 15 пунктов — это понятно. Но ведь это все важные (для меня) открытия! Сколько же их может быть? Ладно, 20 или 25, хотя и это вроде бы чересчур...

Но когда дело дошло до 30-40 пунктов, причем было ясно, что по каждому из них непременно надо писать книгу, настолько это существенная тема... И они множились, эти пункты... 45, 50, 55!.. Тогда я стал придумывать структуру, которая их как-нибудь организовала бы.

Сначала я решил выделить из этих пунктов три самых-самых важных. Остальные разбил на три группы, каждая из которых была родственна одному из «самых-самых». Но все равно это были три больших кучи.

А что если в каждой из группы тоже выделить три главных пункта?.. Это была интересная идея. Но тут процесс вышел из-под моего контроля. Пункты словно сами решали, как им группироваться по триадам. При этом возникали и новые идеи-пункты, которые должны были стоять на определенном по смыслу месте... Словно мало мне было прежних!.. Наглядней всего этот процесс можно было сравнить с кристаллизацией, которая в перенасыщенном растворе происходит как бы самостоятельно.

По диплому я математик, во всяком случае, возводить число в степень умею, так что скоро сообразил, что это ведет к суровому результату. Если к исходному главному пункту (1) добавить 3 (1+3=4), а каждый из этих трех обзаведется своей триадой (4+9=13), а те — своими триадами (13+27=40), то это еще ничего. Но кристаллизация шла дальше, и скоро передо мной красовался список из 121 пункта (40+81)!

Тут я уже возмутился. Я воззвал Туда — к Господу Богу, к Вселенскому Разуму, к ноосфере, в конце концов: «Нет, так не пойдет, это глупости. Я не смогу написать 120 книг, и даже не могу представить, как бы я их мог написать. Если бы я хоть мог себе представить, как каждая из книг будет называться, какова будет ее главная мысль, каковы будут в ней хотя бы пять опорных тезисов...»

Вслух я этого не говорил, конечно, просто подумал.

Но после этого началось нечто невероятное: я стал исписывать по несколько листочков во время зарядки, потому что у меня эти книги одна за другой передо мной ставали, только успевал отмечать: эта книга (очередная) будет называться так, основная мысль в ней вот такая, опорные тезисы — вот они, пять или шесть... Короче говоря, по каждому из 121 пунктов были заполнены эти «анкеты». После чего вроде я стал приглядываться: что же это такое получилось?

Вот это я и стал называть Канвой, эту структуру из 121 пункта, в которой и впрямь было что-то кристаллическое. Все больше ощущал ее энергетику. Эти пункты, которые уже стали набросками текста, как бы выдвигали наверх самое главное.

Самый верхний пункт сформулировался как «Дружба с жизнью». От него ответвляются три основных идеи:

• Внимание к жизни и общение с ней.
• Опора на Разум.
• Уважение к Тайне.

А дальше у каждой из триад идут свои триады, и дальше... И каждый из пунктов — не просто открытие, а открытая дверь для мыслей. То есть кроме названия и тезисов, еще куча мыслей по каждому пункту возникает.

Потом с меня сошло напряжение, я перестал бояться количества пунктов. Какая разница, сколько пунктов, сколько уровней, сколько этих триад? Это все структура, которая создает для меня Канву, чтобы емко мыслить, чтобы мыслить о главном, спускаясь постепенно к тому, что от него зависит... Я понял, что в этой структуре дело не в том, куда она углубится, а дело в том, что она делает. Вот этой работой с тех пор я и стал спокойно заниматься. Теперь вижу, как она мне помогает раскрываться вот в эти самые разные стороны.

Распечатка пунктов Канвы всегда у меня под рукой, и мне достаточно заглянуть в нее, чтобы сообразить, на какую тему сейчас интереснее всего подумать...

Эта история меня очень здорово сориентировала в том, как и что я должен делать. Конечно, кроме всех прочих книг, которые надо написать.

Часть 2, практическая или «О том, что делать обычному человеку каждый день, чтобы ему было интересно и хорошо»

— Отвечаю спокойно и уверенно, по-простому: дружить с жизнью. Это не подмена ответа общей расплывчатой формулировкой. Напротив, это совершенно конкретно, это дает нам очень хорошие приметы.

Что практически означает дружить с жизнью? Прежде всего, из многих вариантов выбирать то, что содействует созиданию, а не то, что содействует разрушению. Всегда можно разглядеть: это будет к созиданию, а это нет.

Еще важная примета — человек, с которым тебя сводит жизнь. Тут надо быть особенно внимательным. Ведь это жизнь ставит тебе восклицательный знак — этой встречей. Человек может тебя раздражать или, наоборот, восхищать. В чем дело? Почему? Почему тебя Жизнь с ним свела? Вот это вот — самая главная вещь, которую надо понять: что тебе от него надо получить?

Каждый человек для тебя, кроме того, что он может быть врагом или другом, или кем-нибудь еще, он для тебя великий учитель. И это совершенно грандиозная идея. Потому что когда ты к человеку относишься как к учителю, ты смотришь, чему ты у него можешь научиться. Ты у него можешь научиться тому, чему он учит, — но это редко бывает. Ты можешь научиться у него тому, чего не надо делать, — это бывает гораздо чаще. Ты можешь научиться у него тому, что надо делать, только совсем по-другому, — и это бывает довольно часто. Но ты у него учишься, когда признаешь его учителем.

Внутри себя ты не говоришь ему, что все, ты мой учитель, не вешаешь на него опознавательную табличку. Просто для себя знаешь, что каждый человек — твой учитель. Когда ты признаешь его для себя Учителем, у тебя начинается урок. Это так же, как я на литературной студии говорю, что от каждой книги можно получить пользу. От хорошей — как писать, от плохой — как писать не надо. То и другое тебя учит. Вот и любой человек тебя учит. Вопрос в том, готов ли ты учиться.

Если готов, жить становится ужасно интересно. Это может быть случайный прохожий, это может быть человек, с которым ты в лифте ехал, это может быть человек, которого ты много лет знаешь, это совершенно все равно. Вопрос только в зрении, только в желании человека увидеть как учителя. И какой насыщенной становится жизнь, когда ты это усваиваешь, когда видишь, что так оно и есть!..

О том, как увидеть учителя в соседке, которая не разговаривает

— Почему она не разговаривает с вами? Это для вас загадка или вы знаете ответ?
— Я его и знаю, и не знаю.
— О, так это лучшее поле для учебы — свести то, что не знаешь, с тем, чего знаешь. Не обязательно знать в рациональном смысле; ты это понимаешь, ты это воспринимаешь — вот что главное. Очень часто люди не разговаривают с нами по одной простой причине, очень простой и ужасно смешной — потому что мы с ними не разговариваем. Часто именно так и бывает, но мы этого не замечаем. Нам кажется: у, бука такой, со мной не разговаривает...
— Нет, она конкретно на мое «здравствуйте» отворачивает лицо и проходит мимо.
— Вот это очень интересно. Что в ней такого таится, что побуждает ее так делать? У вас есть гипотеза?
— Обида.
— На что?
— Я не могу конкретно и четко сформулировать на что. У нас была история, когда у нее было одно мнение, у меня другое, и я поступила так, как считала нужным, потому что ответственность была на мне.
— Таких историй много бывает. Но почему эта история ее так травмировала? Почему она ее так настроила? Вот что важно. Что в этой истории было такого, что побуждало ее к этому, а что было такого, что было свойственно ее натуре? Есть люди, которые обидеться могут вообще на все, что угодно. А что было такого, что, так сказать, от вас шло, за что она зацепилась?

В этих вещах, когда начинаешь разбираться, открываешь много интересного. Я не пытаюсь на ее примере чему-то вас научить, я показываю технологию отношения с человеком как с Учителем.

Это все может оставаться так же: то есть вы будете здороваться или не здороваться, она будет отворачиваться. Но у вас будет другое о ней представление. Вы будете понимать, что это ваш тренажер некий, особый инспектор, который послан, чтобы посмотреть: как вы реагируете на это, как вы воспринимаете это, а есть ли у вас обида на эту обиду, и так далее. Тут масса всяких тонких вещей.

— Они становятся эффективными, когда я отодвигаю свою обиду и неприязнь.

— Ха, отодвигать свою обиду и неприязнь... Этого мало.. Это все полумеры. На самом деле, если быть честным, то надо вспомнить про евангельское «Возлюби ближнего своего». Это не отодвинуть обиду и неприязнь, а гораздо круче...

Я просто показываю, какие глубины за всем этим кроются. На одном человеке, на одном случайном и обиженном на вас человеке можно проникнуть в какие-то христианские ценности. Я показываю путь, который здесь есть. Я его нюхом чувствую. Я пользуюсь этим каждый день. Особенно относительно тех, кто рядом со мной, это уж точно. Это самое трудное и самое полезное. Потому что когда тебя обидит человек с улицы — можно пожать плечами и пройти, только потом начинаешь раскручивать. А когда близкий человек — это, во-первых, очень больно; во-вторых, тут не до учебы как бы. А все равно учиться надо. И чем больнее, тем необходимее.

О важности письменной речи

— Скажем, мы с вами чудесно поговорили насчет этой соседки. Ну, поговорили и поговорили. Вы там что-то поняли, я там что-то выразил, мне было интересно задать эти вопросы, которые я задал, потому что я и себе их задавал, о чем бы я стал думать в такой ситуации. Но, вот мы сейчас расстанемся, вы сядете обрабатывать материал, вы его выстроите, эта тема окажется побочной, вы ее отложите на потом, она позже куда-то там растворится, вы ее даже записывать не будете. Все. Она не записана, она исчезла. Она не останется кроме как в качестве смутных воспоминаний.

Когда пишешь, тебе, прежде всего, некуда от этого деваться — от того, что у тебя записано!.. Ты можешь смеяться над тем, что было написано, скажем, в подростковом возрасте, а ты уже вырос. Или смеяться, или умиляться, или проводить параллели, но ты с этим работаешь, это для тебя существует!

Ты написал стихотворение... У меня пять толстых сборников стихов — неизданных. Для меня каждое стихотворение в этих сборниках — событие. Каждое было событием, событием и осталось. Я совершенно точно вижу, что происходило внутри меня сорок или тридцать лет назад, по этим стихам, и это абсолютно стопроцентные свидетельства. Не имею значения даже объективные достоинства или недостатки этих стихов. Для меня они настоящие — они выразили и сохранили то, что я переживал. Прозаически это выразить было невозможно. Это написано! Если бы переживание во мне просто побултыхалось и прошло, я уже и не мог бы ничего существенного вспомнить о нем.

Далее. Вот у меня мышление какое-то неторопливое. Почти никогда не могу сообразить, как ответить на какую-то остроумную шутку. Руссо называл это «лестничный ум» — когда выхожу после общения на лестницу, и только там вспоминаешь, как надо было отреагировать. Но когда я написал, то все могу сбалансировать. Могу добавить нужные слова, могу переставить неправильно стоящие части фраз, могу сделать все на пределе своих способностей. Может, выше не прыгну, но могу сделать то, что умею. Какое удовольствие — придать тому, что выражаешь, законченную форму!

И так во всем, что касается письменной речи, — мы видим, что это нас поднимает на какую-то ступеньку большего совершенства, чем если бы мы говорили лишь устно. Например, если говорить о философии, об осмыслении жизни и так далее. Что это без письменной речи? Ничего. Даже сохранившиеся фрагменты античных философов, даже если полфразы чьей-то осталось, — и то сейчас подробные публикации выходят с анализом такой полуфразы и мыслей, которые могли быть в ней заложены или подразумевались. Это — сказанные вещи. А подумать философ мог в миллион раз больше, но все исчезло. От некоторых философов только обрывки и остались. Какая колоссальная таится сила в слове, способная а аккумулировать энергию жизни, энергию мысли, энергию идей! Мы эту энергию очень мало осваиваем. Когда человек начинает ее осваивать, у него появляются силы и мощь, которой нет у человека не пишущего. Поэтому я глубоко верю, что каждый должен писать. Хоть дневник писать, хоть письма, хоть блоги, хоть что угодно, но писать надо. Это естественное жизнеотправление человека. Я уверен, что письменная речь — это следующая ступень эволюции после прямохождения и развития разума. Следующая ступень — это письменная речь, человек пишущий. Человек Пишущий — это то, что идет за Человеком Разумным.

Об интуитивном мышлении

— В самой каждодневной жизни нужно помнить, что у разума два крыла, что есть рациональное мышление и есть образное, интуитивное мышление. Рациональное мышление говорит: «Ты на улицу собираешься? Посмотри в интернете, какая там погода и что там будет в ближайшие несколько часов». А может, не всегда так уж необходимо следить за погодой?..

Мужчины реже пользуются интуицией. Это что-то смутное, неясно, что с ней делать. Для мужчин, особенно для настоящих, прямых, суровых, — для них вообще не существует этого второго крыла. Они машут одним рациональным крылом, а со стороны кажутся сухими и занудными, такими-сякими, потому что мыслят рационально. Это вроде бы нормально и хорошо, а вот каких-то витаминов не хватает...

Прежде всего, к чему нужно себя приучить, особенно мужчинам, — это пользоваться вторым крылом, Пользоваться теми вещами, которые тебе посылаются ежедневно. К нам столько всего обращено! Некоторые вещи совершенно обыденны, вернемся к той же погоде... Погода ведь не просто климатическое явление. Это нечто, обращенное к нам, ко мне персонально, в данный момент. Утром так трудно открывать глаза, все время не высыпаешься, а приоткрываешь глаз — за окном солнышко. «О, — думаешь, — солнышко! Новый день начинается, здорово-то как!». В другой день приоткрываешь глаз — за окном пасмурно. Значит, солнышковая задача сегодня на меня приходится. Надо эту пасмурность чем-то оживить... Любую погоду можно воспринимать как обращенное к тебе некое высказывание. Когда пылко верующий человек говорит: «Господь всегда со мной», — я его прекрасно понимаю. Он просто приучает себя слышать вещи, которые происходят вокруг, как обращенные к нему. И жизнь становится гораздо богаче, она становится твоей жизнью, настоящей. Становится речью Бога.

Или, например, человек вышел и в лужу угодил, и шапка в грязь упала. И дальше две-три-четыре какие-то глупые мелкие неудачи случились... Что это значит? «Ах, — скажет человек невротического склада, — вот как мне не везет. Вот какой я несчастный, все у меня из рук валится». А эти вещи, они выстраиваются в цепочку — для чего?

Нужно учиться быть с жизнью в диалоге. Она тебе что-то говорит, ты ее стараешься понимать. И как ей отвечаешь? Правильно! — поступками. Маленькими, большими — это твой ответ. Она его прекрасно понимает. Вот вы с ней и общаетесь.

О самопредставлении

— У человека очень много способов самопредставления. Он может себя представлять как интеллект, как душу, как сознание, как психику. И кажется, что нужно выбрать какое-то из них наиболее удачное, и вот тогда все поймешь, и будешь правильно все представлять. Это — полная ерунда.

Человеку нужно как можно больше представлений о себе, самых разных. Так же как зеркало. Мужчина будет смотреться в плоское зеркало, а женщина знает, что такое трельяж, потому что зеркало справа и зеркало слева позволяют гораздо лучше увидеть себя. А представление разными способами о себе — это «многольяж», много ракурсов, с которых ты себя видишь таким, таким, таким, и тогда ты начинаешь понимать, кто ты такой на самом деле. Нельзя цепляться за одно какое-то представление о себе. Как в одном из рассказов Бредберри инопланетянин принимал облик, в котором его хотели видеть. Вот человек хочет видеть в нем свою маму, тот превращается в его маму. Пришельца это страшно утомляло, и он кричал: «Не думай обо мне ничего, я нечто необозначенное!»

Каждый человек — нечто необозначенное, и обозначать он себя должен самыми разными способами. Поэтому когда говорят о психике — нормально, когда говорят о душе — нормально, когда говорят о сознании — нормально. Чем больше таких подходов, тем лучше. Не надо их бояться и считать, что один исключает другой. Вот противопоставляют душу и интеллект. Да, с одной стороны, душа; с другой стороны, интеллект; посмотрим так, посмотрим так. Все равно ты тот, кто ты есть, а способы смотреть — самые разные.

О философии

— Нельзя опираться на разум, не пользуясь какими-то опорами, какими-то инструментами, которые не только ты сам придумал (жизнь слишком коротка для этого), а до тебя придумали куча людей, которые на эту тему размышляли. Это и называлось когда-то, и сейчас пытается называться философией, то есть любовью к мудрости, любовью к осмыслению.

Но когда говорят «философия», человека естественным образом бросает в дрожь. Ведь философия — это такие толстые тома, вот такие вот бороды, непонятный язык, куча терминов... А уж если ты какой-то термин понял, и философ узнал, что ты его понял, он тебе десять других скажет, чтобы ты уже наверняка ничего не понял. Будет объяснять термин с помощью других, гораздо более непонятных. Это беда современной философии.

Но у каждого человека есть свой способ применять опору на разум. Я называю этот способ увязыванием. Это совершенно нормально и естественно — стараться увязать одно с другим. Увязать свое понимание того с пониманием этого, соединить их вместе. Вот это и есть настоящая философия.

Обычному человеку страшно нужна философия. И тут есть один очень важный секрет, практический: не бойтесь читать книги настоящих философов. Не бойтесь читать Платона, не бойтесь читать Сократа, не бойтесь читать Паскаля. Это обычные нормальные люди, которым интересно то, что происходит с ними и вокруг них так же, как и нам. Это ужасно интересные люди. Когда их преподают, их превращают в какие-то схемы, в какие-то мировоззрения, в какие-то учения, какие-то школы. Этого поначалу нет, есть просто человеческий интерес к жизни.

Когда Эммануил Кант был молодым, он говорил по-человечески. Он говорил: «Две вещи меня восхищают: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас». Это какие же слова замечательные! И какой взгляд — нормальный, светлый. Потом он повзрослел и стал писать критику чистого разума, то и се, и превратился в профессора, и ушел в эту свою профессорскую философию так, что не каждый туда занырнет, и правильно — это экстрим. Но тем не менее это был совершенно гениальный человек, который понял очень важные вещи о жизни, он просто потом язык себе выбрал не совсем такой, чтобы его все остальные понимали.

Если философ говорит на нормальном языке, он может рассказать тебе много интересного. Польза или вред тебе от этого будет, это уже от тебя зависит, чему ты будешь у него учиться. Главное, чтобы его речь была обращена к тебе, к человеку, который хочет увязать все, что он в жизни встречает, вместе, понять, как оно на самом деле. Поэтому если повезет, и прочтешь настоящего хорошего философа, то это гораздо лучше, чем выучить наизусть какую-нибудь энциклопедию по философии.

Бояться философии не надо. Если боишься, то нужно пользоваться не словом «философия», а словом «увязывание». Любому живому существу свойственно увязывать одно с другим. Тем более, это естественный инстинкт человека.

Об уважении к Тайне

— Сократ сказал: « Я знаю только то, что ничего не знаю». Что означают эти слова? Они означают, что он понимал: того, что он не знает, неизмеримо больше того, что он знает. Это относится к каждому человеку. И если мы будем это твердо помнить, то никогда в жизни не будем гордиться тем, что знаем сами, или тем, что овладели каким-то объемом общечеловеческих знаний. Мы будем знать, что все самое главное, все равно остается в области Тайны. И это достойно всяческого уважения.

Значит, и любой верующий человек достоин уважения. Он что-то уловил. Я могу быть с этим не согласен, могу это не понимать или не принимать, но он уловил что-то из Тайны, он какой-то контакт с ней имеет. Любой экстрасенс, если он не халтурщик и не жулик, достоин уважения, что-то он улавливает, что-то к нему поступает. Любой пророк достоин уважения. И даже в своем отечестве пророк должен быть в чести, а не в поношении. То есть мы должны уважительно относиться ко всем людям, которые имеют дело с Тайной. Соглашаться или не соглашаться с ними — это дело другое. Но относиться нужно с уважением, так же как мы относимся с уважением к самой Тайне.

О верхних уровнях смысла

— Мы должны относиться с уважением к Тайне как к тому, что дает смысл всему, с чем мы имеем дело. Есть верхние уровни смысла, они всегда присутствуют в жизни, и только наша способность их улавливать определяет, чувствуем ли мы эти смыслы или нет. Они есть, они присутствуют, ими пропитана вообще вся жизнь. На этом построена наука — на том, что можно в любой микромир углубляться, и всюду найдешь осмысленные связи и осмысленные взаимоотношения объектов. Идешь в макромир — то же самое, хоть тебе галактики разбегаются, хоть что, сейчас мы уже знаем, как Большой Взрыв произошел. Куда ни пойди, все имеет свой смысл, свои смысловые связи.

Уважение к Тайне — это уважение к смыслу и знание того, что смысл всегда присутствует, надо только его уловить или хотя бы стремиться к этому. Это понимание, что смысл есть и на низших уровнях (скажем, есть смысл в том, что чашка служит для чая и для кофе, нормальный бытовой смысл), но существуют и смыслы верхних уровней. Я не говорю «высших», про это я не знаю. Но смыслы верхних уровней существуют и относятся к гораздо более важным вещам, чем предназначение чашки. Они относятся к предназначению человека, к призванию его, к религии, к той же философии (до какой степени она может дойти, докуда мы можем увязывать то, с чем мы имеем дело). Важно знать, что есть верхние уровни смысла и стараться к ним обращаться. Ведь есть вполне практические способы обращения: искусство, молитва, аскетизм, медитация... Есть много всяких путей к истине, которые не рационализируемы, но тем не менее приводят человека к чему-то очень важному.

О страхе смерти

Не надо бояться смерти. Потому что смерть — это переход в иной мир, в иномирье. Только когда мы понимаем, что смерть — это переход, а не финальная черта, только тогда мы начинаем понимать, что такое жизнь. Потому что если смерть — это финал, 90 % смысла, который присутствует в жизни, для нас теряет значение. Оказывается, что все, что так хорошо сопряжено, наполнено и насыщено, все это — пустота. Так не бывает. Конечно, все это наполнено и насыщено. Но при условии, что мы знаем: после смерти наступает другая форма существования. Какая — мы не знаем.

Можем гадать, можем угадывать. Можем слушать вестников, которые способны нам что-то рассказать, пророков. Можем читать Апокалипсис или еще какие-то вещи. Ну, по крайней мере, знать, что переход существует, и к этому в каком-то смысле готовиться. Для христианина это просто. Христос говорил: «Не собирайте сокровищ на земле, а собирайте сокровища на небе». Переведу, как я это понимаю: воспитывайте в себе те качества, которые пригодятся вам к любом мире, в какой бы вы ни попали, которые пригодятся вам для вечной жизни, вместо того, чтоб заботиться о тех качествах и свойствах, которые вам нужны только для земного существования. Это все маленькие фрагменты существования. А те качества, которые нужны будут дальше, о них нужно заботиться всю жизнь, иначе не успеешь. Хорошим человеком полезно быть в любом случае, но смысл тут в том, что это подготовка к будущим существованиям.

Интервью #Интервью #Самосовершенствование #Сильные люди